ПАМЯТИ ТАТЬЯНЫ МОСКВИНОЙ
Дарья ВАЛИКОВА. Фото из открытых источников.
Случайно обнаружив в каких-то не топовых, периферийных интернет-новостях строку «Умерла петербургская писательница», разве можно было заподозрить, о ком идёт речь… Во-первых, «ничто не предвещало» — и последняя статья в «Аргументах недели» чуть больше месяца назад, и появление во «ВКонтакте» вроде совсем ещё недавно… Во-вторых – слово «писательница» словно бы суживает, ограничивает данное явление. Разных писательниц – пруд пруди, а Татьяна Москвина – «особ статья»!
Конечно, она автор и прозы (мы писали в ТАМе о её романе «Позор и чистота»), и драматургии, а ещё ведущая теле- и радиопрограмм, режиссёр и даже немного актриса (снялась в двух фильмах). Но в первую голову – совершенно выдающийся критик, критик театра, кино, в меньшей, к сожалению, степени — литературы и… просто текущего состояния российской действительности, быта и нравов, фиксируемых взглядом трезвым и острым.
Как-то однажды запомнились слова некоего американца, обитающего в России много лет, о своих русских детях (он отвечал на вопрос – как им здесь, не стремятся ли в США, в «свободный мир»): понимаете, они у меня живут, как типичные русские люди – в культуре. Подразумевая, что отнюдь не политика, не забота о деньгах или карьере и не бытовая повседневность являются главным или основным содержанием их существования.
Сразу, конечно, подумалось – ну-ну, зачем же столь безбожно преувеличивать, в России культуроцентричность, если когда и была, то давно сплыла… Но, может, со стороны видней?
Во всяком случае, Татьяна Москвина, родившаяся в Ленинграде в 1958 году («Попадёт ли в коммунизм этот хрупкий организм?» — вопросил тогда молодой отец, и мы знаем, что если с коммунизмом случится облом, зато иных зрелищ достанется в избытке) относится к именно такому поколению. Эти идеалистически настроенные девочки и мальчики (так хорошо описанные ею в автобиографической книге «Жизнь советской девушки») именно что жили культурой, — являясь для не идеалистически настроенных ровесников (каковые, разумеется, тоже всегда существуют рядом) неким камертоном, планкой, заставляя тех волей-неволей, так или иначе – подстраиваться, подтягиваться, ориентироваться на себя, ибо именно они, по негласному общественному мнению, были на верном пути и правильной стороне… (Как же ныне всё изменилось!.. И чего, вправду, смог углядеть тот американец? Но не будем о грустном.)
Замечательное поколение, впрочем, формировалось не в безвоздушном пространстве. Например, конец пятидесятых – начало шестидесятых годов, помимо многого прочего, славились широким распространением по стране любительских и народных театров. (В хронике тех лет можно найти занятные сведения, вроде того, что в Клубе Сталинской водонапорной станции играют оперетту «Вольный ветер» Дунаевского, где роли исполняют машинистка, кассир, маляр; или, допустим, что в Измайловском парке поставлена театральная баталия «Подвиг Матросова», где принимает участие личный состав воинских частей ПВО…)
Родители Москвиной, инженеры, со студенческих лет и далее играли в самодеятельном драмтеатре (отец был ещё и бардом). Дочь с ранних лет заинтересуется театром профессиональным и окончит театроведческий факультет Института театра, музыки и кинематографии (диплом по Островскому). Всё это, не забудем – в Ленинграде, Петербурге, Питере; фанаткой своего особенного города (см. «Табель о нравах петербуржца») она пребудет до конца, не изменяя ему и в последнее десятилетие, когда «В городе Петербурге катастрофически мало издательств современной литературы (по существу, одно), еле выживают журналы, почти нет телевидения, нет ни одной культурной радиостанции, в прошлом году закрыли несколько газет. Когда лет тридцать назад Петербург называли «великий город с областной судьбой», он представлял собой куда более богатую картину умственной жизни, нежели теперь. Нам бы сейчас эту «областную судьбу»!». Что, впрочем, никогда не заставляло её опускаться до стремления, присущего многим уязвлённым питерцам, хоть чем-то, да опорочить Москву-столицу (как и любые прочие города и веси).
В чём заключалась её особенность, непохожесть среди других критиков? Прежде всего в редкой независимости, отсутствии служения какой-либо определённой тусовке, стремлении честно разобраться и выразить собственное, незаёмное мнение. И это касалось не только искусства; например, в феврале сего года в соцсетях она заявила твёрдо, как отрезала: не требуйте комментариев по поводу спецоперации; покуда у меня нет никакой ясности, буду наблюдать молча, чего и вам советую.
Увы, её сложившегося мнения мы уже, видимо, не узнаем; как не узнаем такового об очередных премьерах и литературных произведениях (новых и не обязательно), о фильмах, книгах, передачах, о модах и тенденциях – к чему успели привыкнуть и чего теперь будет так не хватать. Ибо даже тогда, когда её мнение бывало противоположно нашему (впрочем, нечасто), знакомиться с ним — сплошное удовольствие, настолько здорово в художественном плане это всегда выражено…
Стиль её статей – увлекательных путеводителей по самым разнообразным театрам и театрикам, по их пьесам; по кинематографу, его истории, актёрам, режиссёрам, костюмерам, декораторам; по ведущим телепередач; по книгам и по их авторам; по традициям и по новациям – ёмок и афористичен; тон – лёгок и слегка насмешлив, что может и обмануть – ведь таким любят писать многие поверхностные тётеньки… Да только у Москвиной при этой лёгкости всегда говорится о вещах серьёзных и важных. Бывают писатели, чьи тексты просто переполнены метафорами, особенность стиля, – так тексты Москвиной изобилуют нетривиальными мыслями и тонкими наблюдениями – не только об искусстве, о жизни вообще.
Хочется привести какие-нибудь примеры – но, начиная листать её многочисленные сборники за двадцать лет, от «Похвалы плохому шоколаду» (2002) до, допустим, «Разберёмся!» (2022) — понимаешь, что цитировать тогда уж надо целыми страницами, остановиться будет сложно…
Высокий профессионализм и несомненная талантливость. Живой ум и отличный вкус. Широта – при неизменной нравственной планке. Стойкость, полное отсутствие страха пойти против течения, показаться старомодной, консервативной или ещё какой-нибудь «не такой» в своих убеждениях. Умение держать удар, вести полемику саркастично, но корректно. И, наконец, несмотря ни на что – природный, жизнеутверждающий позитив. Вот что потеряно в одном лице, и вряд ли теперь суждено нам дождаться адекватной замены. Удовлетворимся тем, что большое наследие, создававшееся, по большей части, вроде как на злобу дня – явно не потеряет актуальности и впредь. К счастью, оно всегда под рукой.
