Цветок магнолии во льду или Краб в собственном соку
Сегодня для общения с тобой мне требуется непринуждённая обстановка маленького ресторанчика на набережной, открытая веранда и магнолия. Вся в цветах и прямо из пола. И волны чтобы то накатывали, то откатывали, то накатывали, то откатывали…
Татьяна БЕЛОВА
— Я люблю, тебя, солнышко, — говоришь ты и кладёшь свою руку мне на затылок. Но тут так некстати подходит официант:
— Что будем заказывать: салат «Памяти краба», рагу «Беги, кролик, беги!» или фирменное блюдо «Мозги пупсика»?
— А «Мозги пупсика» — это что такое? – интересуешься ты.
— Этого, — говорит официант, — извините, никто не знает, поэтому считается особым деликатесом!
Ты выбираешь краба. У бегущего кролика слишком высокое содержание адреналина в крови (это портит вкус мяса), а пупсики, по твоему глубокому убеждению, вообще безмозглые. А ведь расплачиваться за то, чего нет, придётся тебе. В крабе больше определённости: никаких мозгов – одни клешни.
Мы едим салат и пьём божественную водку. За определённость крабьих клешней и неопределённость наших отношений.
— Я люблю тебя! – говоришь ты и опять кладёшь руку мне на затылок. Но тут вновь появляется официант и приносит порцию льда. Специально для меня. Я всегда прошу лёд, когда пью водку. Она меня слишком горячит.
Сегодня для общения с тобой мне требуется душное тепло южной ночи и немного льда.
— Мне хотелось бежать, — говорю я тебе.
— А теперь? – спрашиваешь ты.
— Теперь нет, — отвечаю я и, отпив немного водки, закусываю её льдом. Ты подходишь к стоящему рядом дереву, срываешь цветок и кладёшь его в графин. Мы пьём за наше счастье, и нежные лепестки магнолии опускаются на самое дно…
* * *
Это всё от безнадёжности,
Это всё от безуспешности,
Были факторы тревожности,
Стали векторы поспешности,
Ах, душа моя уставшая,
Отлюбившая, прозревшая,
Всё до времени познавшая,
И до срока околевшая,
И, запутавшись в пророчествах,
Я влачу существование
Не на грани одиночества,
А за гранью понимания.
Это всё от беззащитности,
От беззубости, от робости,
От избытка самобытности
С недостатком твердолобости.
Навестите меня затемно,
И в святой своей обители
Я ругаться буду матерно,
Отсылая к прародителю!
Это всё от безнадёжности,
Это всё от безуспешности,
От отсутствия возможности,
От несносности безгрешности!
* * *
В полуспальном районе квартиры моей
Можно спать на полу, наплаву, меж дверей,
Под навесом, карнизом, под грудой забот,
Можно спать – где не спят, и никто не живёт;
На столе, на стекле, на восходе луны,
На диване и в ванне, и возле стены,
В темноте, в пустоте, на посту, под стрелой –
Лишь бы только с тобой…
Лишь бы только с тобой.
ПИСЬМО ДРУГУ,
ЖИВУЩЕМУ НА УЛИЦЕ ТОЛСТОГО
(В ОТСУТСТВИИ МЫСЛЕЙ И ЧУВСТВ)
Я не писала так долго, простите,
Что-то не пишется мне.
Солнце в зените, а ноги в корыте —
Ищут опору на дне.
Друг мой! В жару я немного ленива –
Не дорисован портрет:
Ваши уста, как неспелая слива,
Смазанный взгляд и сюжет –
Что-то про Вас да про бледных букашек,
Слепо летящих к огню,
Возле огня, среди мятых рубашек –
Тихая, грустная ню.
Слово «Прощай». Напишу это слово
В левом углу, без затей…
Как там, на улице графа Толстого,
В смысле незваных гостей?
Нет, не приду… я, наверно, устала
Сердце любовью томить!
Слива скатилась и на пол упала,
Мошек несу хоронить…
Мелкие очень. А крылья — имели!
Всё-то им до фонаря…
Пусть неразумно, но двигались к цели
И достигали. А зря.
Высохли трупики. Сливы прокисли,
Плавится солнце в окне.
Друг мой, жара. И отсутствие мыслей…
Что-то не пишется мне!
* * *
Судил меня не за грехи –
За то, что всуе
Живу. И не пишу стихи,
И не рисую,
За взгляд спокойный и прямой,
За ясность речи,
За то, что знал меня другой
В день нашей встречи…
* * *
Нам уже никогда не встретиться,
Просмотрели с тобою, видно, мы
На поверхности той, что вертится,
Искривление неэвклидово.
И теперь нам ходить и мучиться,
И надеяться на везение:
Вдруг случиться, да вдруг получится
Траекторий пересечение…
Прощание
Застынь в глазах моих красивым силуэтом,
Не надо слов и лишней суеты.
Миг расставанья сладок для поэта.
Любовь ушла. Уйди теперь и ты
симпатичные женские стихи!